Шарлотта подавила гримасу отвращения: неужели этот кретин считает себя неотразимым? С его-то физиономией шел бы он куда подальше. До встречи с Васко она всегда представляла себе наемных убийц красивыми арийцами с ледяными глазами. Как же, как же: сборище недоделанных уродов, у-которых-воняет-изо-рта, которые-чешут-яйца-и-рыгают, в плохо сидящих костюмах из синтетики, с рожами стареющих бодрячков, страдающих несварением желудка, хвастливые юнцы с напомаженными волосами вроде Луиса Мариано. А теперь вот этот, с которым Васко хочет уделать старого Мораса: в усах застряли крошки лангуста, длинный острый нос блестит на солнце. Сексуальнее не бывает…

Незаметным жестом она дала понять метрдотелю, чтобы начинал убирать со стола. Что-что, а это она умела: руководить прислугой, организовывать приемы… Она с наслаждением погружалась в пособия по правилам хорошего тона, которые подсказывали, как не попасть впросак и с достоинством выпутаться из щекотливой ситуации вроде: «Если к вам на обед приглашены одновременно епископ и генерал, кто из них должен сидеть справа от хозяина дома?» Ей бы следовало руководить плантацией. Валяться до полудня в постели, потом облачаться в кринолин и предаваться безделью на роскошной веранде с колоннадой, «Особнячок Шарлотты». Ее сволочной папашка пусть бы в это время вкалывал на поле сахарного тростника с другими рабами, а засранцы вроде Фрэнки Вурта охаживали бы его плетью за малейшую провинность. Тогда она взяла бы старый револьвер уставного образца, что валялся на столике в библиотеке, и разнесла бы дурацкую башку Фрэнки Вурта, как перезрелый арбуз…

– … чашечку кофе?

Сладостные мечтания были так грубо прерваны, что она едва не подпрыгнула от неожиданности. Бесконечно долго мешая свой кофе, Вурт посасывал губу. Васко наблюдал за ним с холодным любопытством мальчишки, разглядывающего муху, которой собирается оторвать крылышки. Она ощутила озноб. Васко опасен. Придет день, он и ее раздавит, как муху. Она представила себе, как бьется в его сильных руках, как эти руки стискивают ее… и внезапно почувствовала, как ее непреодолимо влечет эта грубая чувственность.

Наконец Васко поднял голову. Он принял решение: Морас – это прошлое, Пакирри – настоящее. А он, Фрэнки, – будущее.

– Ну что? – спросил Васко, отбрасывая назад волосы. Неужели эта образина наконец-то решилась? Похоже на то. Вурт провел толстым языком по красным губам.

– Я сделаю все, что нужно.

– Когда?

– Я увижусь со стариком сегодня вечером.

Васко выразил молчаливое одобрение. Образина образиной, но быстрый, как гремучая змея. Не произнеся ни слова, они чокнулись, каждый спрашивал себя, как и когда он избавится от другого; Шарлота бессмысленно, как кукла, улыбалась в пустоту.

В тени старого обтрепанного тента, который нависал над криво стоявшим столиком, Даг без особого энтузиазма рассматривал у себя на тарелке дораду по-коринфски.

– Съешьте хоть кусочек, – терпеливо уговаривал его отец Леже. – Не зря же эта рыба умерла.

– Не пытайтесь переквалифицироваться в санитара, уговаривающего больного анорексией, – ответил Даг, отодвигая тарелку. – По правде сказать, я совсем не голоден, а на судьбу этой рыбы мне совершенно наплевать. Как и на судьбы всех рыб на свете. И на судьбы мира тоже.

– Похоже, в воздухе витает легкий аромат хандры, – улыбаясь, заметил священник.

– Во всяком случае, я рад видеть, что вас это веселит.

– Если меня что и «веселит», как вы изволили выразиться, дорогой месье Леруа, так это тот факт, что вы наказаны там, где грешили. Как бы то ни было, наша Шарлотта появилась на свет благодаря вашему семени. Abimopectore, вы бы сами не озлобились, если бы вам довелось провести детство в приюте после того, как вы нашли в петле свою мать?

– «Из глубины груди», как вы изволили выразиться, я не понимаю, зачем ей тереться собственной грудью о маслянистый торс Пакирри.

– Затем, что ей деньги нужны. А вы сами-то охотитесь на преступников ради своего душевного покоя или для пополнения банковского счета?

– На что это вы намекаете? Она что, похожа на меня?

Настойчивый телефонный звонок помешал отцу Леже ответить. Он потрусил к дому.

– Это вас, Дагобер, – позвал он из прихожей.

Его? Даг поднялся, поспешно схватил трубку, полагая, что это может быть Шарлотта, а он понятия не имеет, что ей сказать. Но звонил Лестер.

– Даг? Что происходит? Ты давно не подаешь признаков жизни. Ты уже чего-то добился или просто отдыхаешь за мой счет?

– Я нашел отца Шарлотты Дюма.

– Прекрасно! Я не сомневался, что ты найдешь этого кобеля. И что дальше?

– Я тебе все объясню, – пробормотал Даг.

– Ладно. Так ты возвращаешься сегодня вечером?

– Нет, у меня тут другое дело.

– Уже? Даг Леруа, тип, который решает больше загадок, чем его тень. Что за дело?

– Мать Шарлотты, Лоран Дюма… Она не покончила с собой, ее убили.

– Постой-постой, кто тебе за это платит? Шарлотта?

– Нет.

– Подожди-ка, эклер ты мой шоколадный, ты хочешь сказать, что сейчас ишачишь ради собственного удовольствия?

– Она была убита, Лестер, и не она одна. Тогда же были убиты еще несколько женщин, и твой приятель Фрэнсис Го об этом знал, ты улавливаешь?

– Я улавливаю, что у меня сейчас на столе десяток дел, а ты развлекаешься, разыскивая типа, который убивал женщин двадцать лет назад!

– Не просто убивал, Лестер, а насиловал вязальной спицей.

– Черт!

– Кстати, по поводу Го, этот тип тебя обманул. Я уверен, что он из бывших тонтон-макутов.

– Это действительно важно?

– Не знаю. Я останусь здесь еще ненадолго. Ты не беспокойся, это за мой счет.

– Ты не можешь так поступить со мной, Даг. Ты должен быть в Антигуа послезавтра, предстоит слежка по высшему разряду.

– Пошли Зоэ, пусть задницу порастрясет.

– Да пошел ты…

Улыбаясь, Даг повесил трубку. Ему доставляло огромное удовольствие позлить кого-нибудь. Он присоединился к отцу Леже в тесном дворике, царстве сорняков и ящериц, который владелец именовал садом.

– Я предупредил своего компаньона, что хочу продолжить расследование. Он был не слишком доволен. Там накопилось много работы.

– Может, вам все-таки стоит вернуться? В конце концов, actaestfibula. [92]

– Но laborimprobusomniavincit [93] . Я хочу найти ублюдка, который убил мать моей дочери, и надрать ему задницу.

– Очень выразительно сказано. Но ведь Шарлотта для вас ничего не значит. Вы едва ее знаете, – коварно возразил отец Леже, придвигая к себе нетронутую тарелку Дага.

– Это вопрос принципа, – ответил Даг, отнимая свою тарелку. – Простите, но я только что осознал, что умираю от голода.

Глава 13

15.30. Даг раздраженно повесил трубку: Го попрежнему не было на месте. Отец Леже отправился в обход больничных палат, нагруженный конфетами и иллюстрированными журналами, которые он раздавал старикам. Луизу нельзя было увидеть до половины пятого. Возможно, отца Шарлотты он и нашел, но что касается остального, там полный тупик. У него не было никакого желания думать об отце Шарлотты. Он даже радовался, что приходится заниматься другими вещами. Он чувствовал, что решительно не способен стать отцом глупой двадцатипятилетней болтуньи, бессердечной и алчной. Прежде всего, он никогда в жизни не испытывал желания стать отцом: это свидетельствовало о его «незрелости», как мягко выражалась Элен. Да пошла она к дьяволу, занудная моралистка! Понятия «отец» и «Дагобер» категорически несовместимы. Ему слишком часто приходилось наблюдать запоздалые обретения, наполненные истерической радостью, которая пару месяцев спустя оборачивались нервной депрессией. Он не даст себя поиметь, вот уж нет. И все же, черт возьми, все… Он машинально повернул ручку радио, и навязчивый ритм gwoka заполнил темную комнату.